Редкий случай - я помню из сна два имени, и одно из них моё. Моего персонажа звали
Инари (или Имари) Иеру (я записала), ее пару звали Мадара (Манара?). Сон был о том, что эти двое связаны, умирали и возрождались, и из прошлых жизней выносили в памяти почти только одно, что надо находить друг друга. Это делает сильным чувство цели, привязанность, решимость, но заставляет все больше ощутить провалы в памяти в другом. Мне казалось, что это похоже на персонажей компьютерной игры, в которую играют двое: они ставят персонажам схожие цели и выбирают похожих персонажей в разных играх (например, кто-то любит играть вором или же магом), но все остальное разное, словно это один персонаж возрождается в разных играх. В моем сне было две или три "реинкарнации", одна снилась у меня дома, в другой мне снился детский летний лагерь или что-то такое. Все разы я выглядела немного по-разному. Мало того, перевоплощения одной стороны не значат перевоплощения другой: мне кажется, в какие-то разы он чаще меня возродился, потом я чаще. И в тот раз, когда мы встретились, он был лет на 10-15 младше меня - тоже не сахар.
В другом сне я была-был каким-то мелким богом, лесным духом. В начале я помню, как я смотрю на прилавок магазина, на нем выложено всякое для рукоделия. Я смотрю-смотрю, потом набиваю карманы, хватаю в руки и несусь прочь, смеясь и выкрикивая мелкие оскорбления. За мной несется полиция, я вроде как не должен убежать прочь: забор, линия под напряжением, - но никто не знал, что я могу взбираться по отвесным стенам и перепрыгивать выше головы! Я несусь прочь, постепенно теряя "добычу", убегаю в лес.
читать дальше
И в этом лесу чудится мне, что я в своем прошлом, как раньше было - хорошо. Лес темный, мрачный, что по краю еще кое-как видно, а в глубине - беспросветный мрак, наполненный еще большими чудовищами. Я несусь сквозь лес, и сердце мое то трепещет, то замирает. В темноте рыщут ужасы, у которых другие цели, чем у меня - они меня готовы сожрать целиком, со шкурой и костями. Еще не забежав в самую глубь я краду еще что-то из-под носа людей, и также несусь, роняя схваченное. В глубине леса зелено-фиолетовый сумрак уходит в черноту. Шуршат папоротники и кусты цепляют за одежду там, где еще кое-где проглядывает свет. Здесь спокойно, здесь как дома, но и очень опасно. Я прячусь в папоротники, ложусь, почти погружаясь в землю... Тут я вижу что-то, что я не могу ни четко вспомнить, ни тем более описать: я чувствую и вижу среди сумрачной зелени лесной травы и папоротников, почти утопнув в ней, что-то зеленовато-голубоватое, как тонкие щупальцы анемоны, округлые и похожие на толстый ковровый ворс, проглядывающее сквозь лесную подстилку; и оно словно поет и зовет, оно шепчет и переливается, оно тянется окунуть в благостный отдых и оно тянется отравить и поглотить... мне кажется, оно как дух леса, который не как духи, близкие к человеку (как я) или безумные твари в лесной глуши, а что-то большое, распространяющееся по всему вековому лесу, тянущееся повсюду и стремящееся вширь, желающее занять больше территории, не совсем сознательное в нашем понимании, но и не безумное. Я что-то говорю, пою или чувствую, что оно отступает от меня, не хватает, не съедает, как заблудившегося человека или, как может, заблудшего духа.
Я выбегаю в итоге из леса, иду через жидкий лиственный лес с дорожками, и эта часть сна - в парке среди людей. Я прячусь в макушках тощих кривых деревьев. Плохо прячусь - я похож на человека, пусть и могу скакать с одной сосны на другую. Но люди не ожидают меня увидеть и не видят меня. Я вспоминаю, что раньше я был как дух семян, который, воруя их, везде теряет, и семена эти всюду прорастают. Так и было: украду в одном месте, потеряю в другом селении. А то и украду негодные семена, а они, просыпавшись из моих карманов, высыпавшись из сжатых кулаков взойдут. А сейчас ничего. Люди уничтожили чащу мрачного леса, монстры сгинули, а какие-то духи остались. Без толку, без цели. Хочется мне в этом заморенном городском парке больше деревьев, но люди дураки - то старое здоровое дерево срубят, то молоденькое затопчут, то вообще уничтожат чтобы водрузить какое-нибудь уродство.